Неточные совпадения
Закурив папиросу, Макаров дожег спичку до конца и, опираясь плечом о косяк двери, продолжал тоном врача, который рассказывает коллеге
историю интересной
болезни...
Вера сообщала, бывало, своей подруге мелочной календарь вседневной своей жизни, событий, ощущений, впечатлений, даже чувств, доверила и о своих отношениях к Марку, но скрыла от нее катастрофу, сказав только, что все кончено, что они разошлись навсегда — и только. Жена священника не знала
истории обрыва до конца и приписала
болезнь Веры отчаянию разлуки.
Много ужасных драм происходило в разные времена с кораблями и на кораблях. Кто ищет в книгах сильных ощущений, за неимением последних в самой жизни, тот найдет большую пищу для воображения в «
Истории кораблекрушений», где в нескольких томах собраны и описаны многие случаи замечательных крушений у разных народов. Погибали на море от бурь, от жажды, от голода и холода, от
болезней, от возмущений экипажа.
Бахарев сегодня был в самом хорошем расположении духа и встретил Привалова с веселым лицом. Даже
болезнь, которая привязала его на целый месяц в кабинете, казалась ему забавной, и он называл ее собачьей старостью. Привалов вздохнул свободнее, и у него тоже гора свалилась с плеч. Недавнее тяжелое чувство разлетелось дымом, и он весело смеялся вместе с Василием Назарычем, который рассказал несколько смешных
историй из своей тревожной, полной приключений жизни.
История этой
болезни выяснилась для доктора во всех деталях на другой же день после бала, хотя он ни слова не сказал о ней Ляховскому.
Только новое религиозное сознание может осмыслить все, что произошло нового с человеком, может ответить на его недоумение, излечить его от тяжкой
болезни дуализма, которой страдало все христианство в
истории и которое передалось миру, с христианством порвавшему.
Поэтому дуализм небесного и земного, религиозного и мирского стал хронической
болезнью христианской
истории.
Вообще неожиданно заваривалась одна из тех
историй, о которых никто не думал сначала как о деле серьезном: бывают такие сложные
болезни, которые начинаются с какой-нибудь ничтожной царапины или еще более ничтожного прыща.
— Гм! Ирритация [здесь: досадно]. Прежние большие несчастия (я подробно и откровенно рассказал доктору многое из
истории Нелли, и рассказ мой очень поразил его), все это в связи, и вот от этого и
болезнь. Покамест единственное средство — принимать порошки, и она должна принять порошок. Я пойду и еще раз постараюсь внушить ей ее обязанность слушаться медицинских советов и… то есть говоря вообще… принимать порошки.
Но он только сердито шлепнул губами, мотнул головой и побежал дальше. И тут я — мне невероятно стыдно записывать это, но мне кажется: я все же должен, должен записать, чтобы вы, неведомые мои читатели, могли до конца изучить
историю моей
болезни — тут я с маху ударил его по голове. Вы понимаете — ударил! Это я отчетливо помню. И еще помню: чувство какого-то освобождения, легкости во всем теле от этого удара.
За
болезнью учителя Гонорского, Препотенскому поручено временно читать
историю, а он сейчас же начал толковать о безнравственности войны и относил сие все прямо к событиям в Польше.
Я так смутился, что мне сейчас начало делаться дурно; впрочем, я скоро оправился без лекарства и услышал, что Бенис рассказывает докторам
историю моей
болезни, иногда по-латыни, но большею частию по-русски; во многом он ссылался на Упадышевского, которого тут же расспрашивали.
Мать обратилась к Бенису и так мастерски написала
историю моей
болезни, что доктор пришел в восхищение от ее описания, благодарил за него, прислал мне чай и пилюли и назначил диету.
— Государь удовлетворил вашу просьбу. По вашему желанию, вам назначен другой врач. Отправьтесь на Михайловскую площадь, в дом Жербина, там живет главный доктор учреждений императрицы Марии. Государь ему поручил вас, и я ему уже передал
историю вашей
болезни.
Судя по времени события и по большому сходству того, что читается в «Записках доктора Крупова» и особенно в «
Болезнях воли» Ф. Толстого, с характером несчастного Николая Фермора, легко верить, что и Герцен и Феофил Толстой пользовались
историею Николая Фермора для своих этюдов — Герцен более талантливо и оригинально, а Ф. Толстой более рабски и протокольно воспроизводя известную ему действительность.
Не надобно, впрочем, думать, чтоб Гегель сам не впадал много раз в немецкую
болезнь, состоящую в признании ведения последней целью всемирной
истории.
Недель через шесть Анатоль выздоравливал в лазарете от раны, но
история с пленными не проходила так скоро. Все время своей
болезни он бредил о каких-то голубых глазах, которые на него смотрели в то время, как капитан командовал: «Вторая ширинга, вперед!» Больной спрашивал, где этот человек, просил его привести, — он хотел ему что-то объяснить, и потом повторял слова Федосеева: «Как поляки живучи!»
Наружность поручика Чижевича говорит о бывшей красоте и утраченном благородстве: черные волосы ежиком, но на затылке просвечивает лысина, борода острижена по-модному, острым клинышком, лицо худое, грязное, бледное, истасканное, и на нем как будто написана вся
история поручиковых явных слабостей и тайных
болезней.
История — горячка, производимая благодетельной натурой, посредством которой человечество пытается отделываться от излишней животности; но как бы реакция ни была полезна, все же она —
болезнь. Впрочем, в наш образованный век стыдно доказывать простую мысль, что
история — аутобиография сумасшедшего.
На обязанности студента-куратора лежит исследовать данного ему больного, определить его
болезнь и следить за ее течением; когда больного демонстрируют студентам, куратор излагает перед аудиторией
историю его
болезни, сообщает, что он нашел у него при исследовании, и высказывает свой диагноз; после этого профессор указывает куратору на его промахи и недосмотры, подробно исследует больного и ставит свое распознавание.
Мышьяк признается незаменимым средством при многих кожных
болезнях, малокровии, малярии, — и вдруг распространенная, солидная медицинская газета приводит о нем такой отзыв: «Самое замечательное в
истории мышьяка — это то, что он неизменно пользовался любовью врачей, убийц и барышников…
Новых, еще не испытанных средств применять нельзя; отказываться от средств, уже признанных, тоже нельзя: тот врач, который не стал бы лечить сифилиса ртутью, оказался бы, с этой точки зрения, не менее виноватым, чем тот, который стал бы лечить упомянутую
болезнь каким-либо неизведанным средством; чтобы отказаться от старого, нужна не меньшая дерзость, чем для того, чтобы ввести новое; между тем
история медицины показывает, что теперешняя наука наша, несмотря на все ее блестящие положительные приобретения, все-таки больше всего, пользуясь выражением Мажанди, обогатилась именно своими потерями.
Не перечисляя всех обусловленных этим несовершенств, укажу на одно из самых существенных: без малого половину всех женских
болезней составляют различного рода смещения матки; между тем многие из этих смещений совсем не имели бы места, а происшедшие — излечивались бы значительно легче, если бы женщины ходили на четвереньках; даже в качестве временной меры предложенное Марион-Симсом «коленно-локтевое» положение женщины играет в гинекологии и акушерстве незаменимую роль; некоторые гинекологи признают открытие Марион-Симса даже «поворотным пунктом в
истории гинекологии».
И церковь для него исключительно есть явление социальное, определяемое средой и зараженное всеми
болезнями господствующих в
истории классов.
Лизочка Кудринская, молоденькая дамочка, имеющая много поклонников, вдруг заболела, да так серьезно, что муж ее не пошел на службу и ее мамаше в Тверь была послана телеграмма.
Историю своей
болезни она рассказывает таким образом...
Посланный пригласить его врач рассказал ему
историю и симптомы
болезни и тот обещал быть.
Наталья Федоровна подробно рассказала ему всю
историю Василия Васильевича Хрущева, причину его перехода в Петербург, увлечение политическим заговором, раскаяние, жизнь в барке и, наконец,
болезнь…
Вся
история его
болезни, поддержка товарища, освобождение от Леонтины, роль красивой и умной чтицы могли бы представиться ему совсем в другом свете…
Большевизм есть русское, национальное явление, это — наша национальная
болезнь, которая и в прошлой русской
истории всегда существовала, но в иных формах.